Автор: Роб Бейтс (Rob Bates)
(jckonline.com) – В прошлом месяце Сесилия Гарднер (Cecilia Gardner) покинула пост президента и главного исполнительного директора Комитета по надзору в ювелирной отрасли (Jewelers Vigilance Committee) после пребывания на нем в течение 18 лет. (Она также работала свыше десяти лет в качестве генерального юрисконсульта Всемирного алмазного совета (World Diamond Council), который представляет отрасль в Кимберлийском процессе (Kimberley Process)). Теперь она будет предоставлять юридические и консультационные услуги отрасли. В откровенном разговоре на Американском конклаве геммологического общества (American Gem Society Conclave) в Лос-Анжелесе Гарднер касается своих будущих планов, своего взгляда на роль женщин в отрасли и, конечно, Кимберлийского процесса.
JCK: В последнее время ведется много словесных баталий в этом блоге о Кимберлийском процессе. Считаете ли вы, что существующее определение «конфликтных алмазов» («алмазы, происходящие из зон, контролируемых силами или группировками, противостоящими законным и международно признанным правительствам»), которая была принята в 2000 году, является ограничивающей?
Гарднер: Да. Всемирный алмазный совет в течение многих лет занимает позицию, что необходимо расширить это определение ради сохранения жизнеспособности Кимберлийского процесса.
А сейчас я буду говорить от себя лично. Без расширения определения, которое включало бы нарушение прав человека и систематическое применение насилия против гражданского населения в центрах производства алмазов и торговли ими, я не уверена в том, что же является назначением Кимберлийского процесса.
Я считаю себя осведомленным человеком благодаря своему участию в переговорах по ситуации в Зимбабве. Там у нас были случаи финансирования насилия, преступления с применением насилия против местных жителей, занимающихся старательской добычей алмазов [в районе Маранге (Маrange)], совершавшиеся военными и полицией, которые спонсировались самим правительством. В КП были люди, которые сказали, что это нас не должно касаться. По-моему, это было вопиющим фактом. Если не касается Кимберлийского процесса, то кого? Кимберлийский процесс был единственным международным учреждением, что-то делающим в отношении Маранге. Именно только Кимберлийский процесс проливал какой-то свет на то, что происходило в Маранге. Там погибли сотни алмазодобытчиков. Если это не является проблемой для КП, я не знаю, что является проблемой.
JCK: Вы были в составе первоначальной миссии по мониторингу в Маранге. Что вы видели?
Гарднер: Я была на месте и разговаривала с людьми, которые пострадали, кто потерял членов семьи; мы видели то, что произошло, в полицейских отчетах о случившемся. По меньшей мере они не были двусмысленными. Я разговаривала с членом парламента, который был в тюрьме по сфабрикованным обвинениям, потому что он сотрудничал со следствием по поводу местной полиции и их роли в насилии. Мы взяли у него интервью в тюрьме. Эта тюрьма напоминала мне описание ночлежек для должников у Чарльза Диккенса. Условия были просто неописуемые. И это были полностью сфабрикованные обвинения.
JCK: Но, все-таки, из-за этого определения организация не была уверена, что она должна была действовать.
Гарднер: Вот что положило конец происходящему: мы смогли прояснить, что на самом деле имело место нарушение минимальных стандартов КП, следовательно, мы могли заниматься этим. Мы смогли рекомендовать рабочей группе по мониторингу, чтобы была введена приостановка до тех пор, пока они не будут обеспечивать соответствие требованиям.
Мы разработали план, который был очень хорошим. Требовалась судебная бухгалтерская проверка. Требовалось продемонстрировать соответствие требованиям.
JCK: Когда подозрение было снято, ситуация была противоречивой. Было ли оно снято потому, что организация просто хотела оставить прошлое позади?
Гарднер: Там была замешана политика, но Зимбабве был предоставлен план работы, и насколько я могу сказать, они выполняли требования.
В ту пору у меня были личные сомнения по поводу деловых отношений с режимом [президента Зимбабве Роберта] Мугабе (Robert Mugabe) и взаимодействия с ними. Но частью моей работы в то время было обеспечение выполнения ими минимальных стандартов. Это было моей работой, и я выполняла свою работу.
JCK: Так, на ваш взгляд, как много хорошего сделал Кимберлийский процесс?
Гарднер: Много. И я не думаю, что кто-то утверждает обратное. Брэд [Брукс-Робин] был со мной в Зимбабве. Он понимал, что то, что мы делали там, имело важное значение. Это удержало правительство от совершения насилия на месторождении Маранге, и они поняли, что они не могут заниматься этим снова, потому что кто-то следит за этим. Следил Кимберлийский процесс.
JCK: Ведется спор по поводу того, помог ли Кимберлийский процесс положить конец конфликтным алмазам?
Гарднер: Я не считаю, что можно утверждать, что он не помог. Очевидно, что было много политических действий в связи с войнами в Сьерра-Леоне, Либерии и Анголе, которые не имели ничего общего с торговлей алмазами. Но именно торговля алмазами подпитывала эти войны, и участники отрасли выступили и сказали, что мы собираемся устранить связь торговли алмазами с такой деятельностью, это возымело действие и продолжает оказывать важное значение на отрасль в целом. Это регулирует торговлю. Это форма мониторинга торговли. Люди знают, что кто-то осуществляет надзор. И это неплохо. Это хорошо.
Развитие минимальных стандартов, которые требуются для торговли алмазами, заставили многие из этих стран сделать свои цепочки поставок более прозрачными и упорядоченными. Это, наряду с дополнительными нормами и положениями, направленными против отмывания денег, сделало торговлю алмазами одним из самых упорядоченных видов торговли в мире.
Я отношусь к сторонникам Кимберлийского процесса. Я не хочу, чтобы он прекратил существование. Что я хотела бы видеть, так это его совершенствование… . Кимберлийский процесс должен присоединиться к международному сообществу, которое уже это прошло. Он должен присоединиться к международному сообществу, которое правильно применяет правила, направленные против отмывания денег. Он должен присоединиться к международному сообществу, которое правильно применяет рекомендации по защите прав человека и бизнеса, который работает с определением конфликта, которое гораздо более чувствительное, чем то, с которым работают сейчас. Кимберлийский процесс отстал от времени.
JCK: В начале 2000-х годов у отрасли было противостояние с неправительственными организациями (НПО). В настоящее время отрасль, по меньшей мере Соединенных Штатов, более тесно взаимодействует с НПО. Почему ситуация изменилась?
Гарднер: Отрасль пришла к пониманию того, что НПО во многом были полезны, в том смысле, что они проводили исследования и оказывали техническую помощь для проведения положительных изменений в цепочке поставок алмазов, и повышение безопасности цепочки поставок алмазов было только на пользу отрасли. Никто в отрасли не хотел заниматься такого рода деятельностью, связанной с их продуктом.
Я представляла доказательства на Капитолийском холме в поддержку Закона о чистой торговле алмазами (Clean Diamond Trade Act). Госдепартамент выступал против него, как вы помните. Я помню конгрессмена, который склонился над высокой трибуной и спрашивал меня с сильным южным акцентом: «Вы хотите сказать мне, мисс Гарднер, что вы хотите, чтобы правительство регулировало алмазную отрасль? – И я сказала, - Да, сэр. Именно об этом мы и просим».
В отрасли были люди, которым угрожали НПО, которые боялись пикетов и негативной огласки. Некоторые в отрасли реагировали, можно сказать, ненадлежащим образом на такие угрозы. Но была и крупная группа ответственных участников отрасли, которые понимали, что НПО имели в виду положительные намерения – обеспечить устойчивую жизнеспособность отрасли – и были готовы работать с ними.
JCK: Вы говорили о том, что отрасли не хватает «культуры соответствия требованиям [закона]? Видите ли вы улучшение ситуации?
Гарднер: Я живу в мире, где для меня всегда есть работа. Люди всегда стараются воспользоваться возможностью и не всегда поступают правильно. Я считаю, что со времени моей работы в JVC появилось больше правильной культуры обеспечения соответствия требованиям. Это не означает, что все прекрасно. Но я вижу, что все большее число людей заинтересованы в обеспечении соответствия требованиям, чем тех, кто не заинтересован. Когда я впервые начала проводить семинары, в зале было два-три человека. Теперь, когда я выступаю по своим вопросам, люди приходят. Мы проводим веб-семинары, на телефонной связи находится человек 50.
JCK: В эти дни много говорят о неблагоприятном регулировании со стороны правительства. Считаете ли вы слишком жесткими эти требования, которым должна соответствовать отрасль?
Гарднер: Мы не занимаемся лоббированием в JVC, но мы, конечно, консультируемся с правительственными регуляторами. Я не встречала ни одной регулирующей системы, требованиям которой эта отрасль не готова полностью соответствовать. Даже требованиям закона Додда-Фрэнка (Dodd-Frank) [Раздел 1502], который появился довольно неожиданно и требованиям которого многие считают, что они не могут соответствовать. Очень много энергии и времени потребовалось, чтобы обеспечить соответствие требованиям.
JCK: У нас сейчас новая администрация, менее расположенная заниматься регулированием. На ваш взгляд, что произойдет с некоторыми инициативами, которые имеются?
Гарднер: Трудно предсказать. Нынешняя администрация чрезвычайно непредсказуема. Но я не вижу больших усилий со стороны отрасли уничтожить то, что было сделано. Я считаю, что отрасль на самом деле верит в то, что правила, которых мы придерживались, являются хорошими. Много отраслей пытаются избавиться от Норм Федеральной комиссии по торговле (FTC Guides). Наша отрасль работает над их усовершенствованием.
JCK: Вы откровенно высказывались о нехватке женщин в отрасли. Это по-прежнему является проблемой?
Гарднер: Когда я впервые стала работать в отрасли, я была удивлена отсутствием женщин – руководителей в отрасли. Я не могу сказать, как часто во время своей работы в ювелирной отрасли я оказывалась единственной женщиной в зале. Мало что изменилось. А должно.
JCK: Чем вы гордитесь из того, что сделано за время вашего срока пребывания на посту?
Гарднер: Я горжусь своей ролью в Кимберлийском процессе. Я очень горжусь тем, что смогла развить Комитет по надзору в ювелирной отрасли и сделать его и мощной организацией, имеющей высокую репутацию, каким он является в отрасли. Я очень горжусь тем, что помогала основать Саммит ювелирной отрасли (Jewelry Industry Summit).
JCK: Вы с очень большой любовью относитесь к Саммиту ювелирной отрасли. Хотите ли вы немного сказать о нем?
Гарднер: Этот саммит аналогичен тому, чем я занималась с ювелирами. Многие ювелиры считают, что ответственные источники поставок, связанные с цепочкой поставок, - дело трудное, слишком сложное и не является зоной их ответственности. Все это неверно. Это не так трудно, не так сложно и все, что вы сможете сделать – лучше, чем ничего не делать.
Все несут ответственность перед людьми, кто добывает вашу продукцию. Когда я только начала работать над саммитами, я получила сообщение на нашей странице в Facebook, в котором было написано: «Теперь мы должны беспокоиться также и по этому поводу»? Сначала я подумала, что удалю это сообщение. Но не успела я сделать это, кто-то написал комментарий: «Да, вы должны беспокоиться. Человек, который доставляет этот продукт на ваш прилавок, является вашим партнером. Если ваших партнеров эксплуатируют, а вы ничего не делает по этому поводу, ваш бизнес потерпит неудачу».
Поэтому да, люди, которые добывают эти продукты, являются вашими партнерами. Они занимаются тем же делом, что и вы. Вы несете ответственность за них.
JCK: Хотели бы добавить еще что-то?
Гарднер: Я до сих пор очень люблю эту отрасль. Я ничего о ней не знала, когда пришла в нее. В этой отрасли очень хорошие люди, занимающиеся своей работой с хорошими намерениями. Я с большой любовью отношусь к ней сегодня, как и относилась в самом начале.
