Программный путь России – уход от сырьевой экономики, к возрождению перерабатывающих отраслей. Но за два десятилетия развала перерабатывающей экономики технологии в мире изменились. Так, сегодня высококачественные коллекционные образцы драгоценных камней – это уже не сырье, а изделия, причем все чаще - высокотехнологичные. И облагороженные камни – это тоже изделия, а не сырье. Но рассматриваемые как «изделия», препарированные и облагороженные драгоценные камни уже не должны подпадать под ограничение их оборота – оборот изделий не ограничивается.
Препарированный коллекционный образец – это тоже изделие
Что же высокотехнологичного может быть в коллекционном образце минерала? Давайте разбираться. Высококачественным, а значит дорогим, может быть лишь тот образец, который выглядит красиво и демонстрирует сохранность всех граней кристаллов, т.е. сохраняет «основной» минерал не разрушенным. Выделение такого коллекционного образца из вмещающей его породы называется препарированием. Разница в стоимости одного и того же коллекционного образца минерала, препарированного отлично либо отвратительно, может достигать тысяч раз!
Чтобы лучше это понять, давайте представим, что была некая картина великого творца. За долгие годы полотно подвергалось многочисленным «доработкам» куда менее талантливых художников, и вот реставратор взялся за его восстановление. Если реставратору удастся удалить все слои «горе-творцов», и выявить на свет исходные краски первоначального автора произведения, картина будет стоить очень дорого. А если у реставратора «кривые» руки, он неопытен и т.д., то существенно загубит полотно, удалив вместе с наслоениями и исходные мазки. Очевидно, что цена такого полотна сильно потеряет по сравнению с первым случаем. И также очевидно, что труд реставратора (кстати, с использованием самых высокотехнологичных методов, включая 3D рентгеновское сканирование и избирательное травление краски) – это ответственная высокотехнологичная работа. Что интересно – даже нерадивый реставратор до конца картину все равно не обесценит.
Зато неопытному препаратору, не использующему современные технологии, почти полностью обесценить потенциально дорогой коллекционный образец минерала – куда проще. Препаратору минералов работать еще сложнее, ответственность работы еще выше. Дело в том, что очень часто минерал, представляющий интерес (а значит – ценность), в природном состоянии находится «в тесном объятии» вмещающей породы, обычно непрозрачной и иногда гораздо более твердой, чем «нужный» минерал. Без частичного удаления этой породы минерал может быть и вовсе не видим, если изначально не выходит на поверхность образца. Представьте кусок пластилина, в который кто-то спрятал огромный бриллиант. Кому он будет нужен, даже валяющийся на самом видном прохожем месте? Его никто не поднимет…
И такую ситуацию мы имеем на месторождениях самоцветов сплошь и рядом. Нужно хорошо понимать, что всего самого ценного - любых драгоценных камней, золота, серебра и платины, в недрах планеты очень много. Весь вопрос в том, как их найти и как извлечь из земли. Вы можете стоять перед кучей невзрачной породы, состоящей из больших и небольших ее кусков, и не догадываться, что в этих булыжниках природа спрятала сокровища.
Извлечение «сокровищ» из породы, предположительно их вмещающих, в процессе добычи называется обогащением. Однако есть нюанс: обогащение чего? Ответ: сырья. Т.е. под обогащением понимается промышленное извлечение тем или иным известным способом представляющего ценность минерала (золота, алмазов и т.д.) для их последующей переработки. Золото переплавляют, алмаз ограняют в бриллиант. Золото по большей части извлекают сегодня из руды, где в чистом виде оно вовсе не представлено. Никакой аккуратности обогащения не требуется. И даже сильно поврежденный (в процессе извлечения из вмещающей породы) алмаз в конечном итоге может дать очень дорогой бриллиант.
В большинстве случаев промышленной добычи твердых полезных ископаемых используются взрывные работы. Например, при добыче берилла на бериллиевую руду. При этом изумруд (ярко-зеленая разновидность берилла) в СССР в рамках той добычи берилла добывался попутно. Взрыв – и 70-80% изумруда даже на сырье для огранки утеряны безвозвратно. Но это на сырье. Какие-то фрагменты кристаллов остаются целыми, и их потом огранят. Не такая уж беда (хотя тоже большой убыток), если какие-то кристаллы изумруда взрывом оказываются «поделенными» между соседними кусками породы, расколовшись пополам…
Другое дело – коллекционные образцы изумруда. Это реставратор может склеить прорванное полотно художника, сохраняя его полную ценность, а даже хорошо склеенный кристалл изумруда - это лишь одна десятая стоимости его же, но целенького. Но склеить кристалл можно не часто – обычно хрупкий изумруд при традиционной добыче берилла рассыпается на мелкие фрагменты, в лучшем случае пригодные на огранку. А про сильно удешевляющие образец сколотые ребра и головки кристаллов и говорить не приходится – сколы имеются практически у всех добытых взрывным способом изумрудов… Стоит ли удивляться тому, что целенький, неповрежденный кристалл изумруда стоит гораздо дороже аналогичного по весу, цвету и чистоте, но бесформенного «сырьевого» фрагмента кристалла изумруда? И такая же ситуация существует при добыче самоцветов всех наименований.
Но взрывы при промышленной добыче - это еще полбеды. Вопреки распространенному мнению, далеко не все самоцветы родятся в «хрустальных погребах», в свободном пространстве. Например, кристаллы уральских изумрудов никогда не бывают свободно растущими; они всегда плотно заключены во вмещающую породу – чаще всего в плотную слюду. Что находится внутри кусков, образовавшихся после взрывов в процессе добычи – никто не знает. И если современное оборудование при обогащении позволяет худо-бедно «видеть» в породе берилл и даже различать изумруд, то способов быстрого и бережного извлечения кристаллов изумруда из вмещающей породы при промышленной добыче на сырье пока не существует – в процессе обогащения кристаллы разрушаются еще сильнее.
И лишь новейшие высокотехнологичные процессы, специально разработанные для бережного извлечения коллекционного материала из породы, позволяют достигать удивительной сохранности образцов. И такие технологии разработаны российскими изобретателями! Только при их применении появляются коллекционные образцы уральских изумрудов, способные по красоте и ценности соперничать с коллекционными образцами изумрудов из Колумбии или Замбии (которые добываются на месторождениях, сформировавшихся в иных геологических условиях, благодаря чему качественно препарировать эти образцы гораздо проще и дешевле).
Разве хорошо препарированные коллекционные образцы драгоценных камней – не высокотехнологичные изделия? Точнее, так: разве это не изделия? И разве не высокие технологии используются для их изготовления? Неужели «изделие» может получиться лишь в случае объединения драгоценного камня с драгоценным металлом в виде ювелирного украшения? Получается: украшение на шею или в уши – это изделие, а тонко препарированный коллекционный образец, на создание которого труда и средств затрачено гораздо больше – это по-прежнему все еще сырье!
Что здесь мы имеем в законодательстве: простое упущение, невежество его авторов или сознательное преследование чьих-то коммерческих интересов в ущерб здравому смыслу? Не потому ли в российское законодательство по добыче и обороту драгоценных камней упорно не хотят вводить понятие «облагораживание»? Ведь абсолютно очевидно, что после любого процесса облагораживания, драгоценный камень становится «изделием», что не мешает ему оставаться и сырьем для следующих возможных производств.
Вообще-то любой труд, вкладываемый в исходное сырье, делает его уже изделием. Чтобы провести разумное разделение между «сырьем» и «изделием» можно использовать простой критерий: для того, чтобы сырье превратилось в изделие, оно должно пройти некую стадию переработки и полученный в ее результате продукт должен иметь возможность конечного потребления на розничном рынке, либо новый продукт должен получить особые свойства, качественно отличающие его от исходного сырья и создающие ему новое применение.
Таким образом, любой драгоценный камень, прошедший стадию препарирования – это уже точно изделие, т.к. камень становится подготовленным коллекционным образцом со своим розничным рынком.
Облагороженный камень – на свободу!
И после облагораживания камнесамоцветного сырья мы тоже имеем уже не сырье, а изделия, т.к. в результате осуществления облагораживания появляется совершенно новый товар: из недрагоценных бериллов получаются драгоценные изумруды, из недрагоценных корундов – драгоценные рубины и сапфиры, из недрагоценных хризобериллов – драгоценные александриты (http://www.jewellerynews.ru/process/news.html?id=10784). Само собой, у этих камней появляется совсем другой рынок, нежели у сырья, из которого они были произведены. И другая стоимость. Но при этом по российскому законодательству такие камни по-прежнему продолжают считать простым «сырьем», а не «изделиями». Интересно, сырьем чего: изумрудов (которые получились после облагораживания), или бериллов (которые были до облагораживания)? И так далее – для других драгоценных камней.
Никому в голову не придет бензин или керосин считать «сырьем» - это продукт переработки нефти. Так почему же изумруд, полученный из берилла, по-прежнему остается просто «сырьем»? Не потому ли, что законодательно запретить свободный оборот сырья государству было проще, чем запретить свободный оборот изделий?
Введение в российское отраслевое законодательство всего одного-единственного понятия «облагороженный камень» способно полностью разрушить абсурдную систему запретов на рынке драгоценных камней. Дело в том, что более 99% всех изумрудов, рубинов и сапфиров, присутствующих на российском рынке, являются облагороженными камнями (бериллами и корундами). До выполнения над ними процесса облагораживания они не были изумрудами, рубинами и сапфирами, отвечающими требованиям ТУ на эти камни в российском понимании. Значит – были просто недрагоценными бериллами и корундами, и их оборот не должен подпадать под нормы ФЗ «О драгоценных металлах и драгоценных камнях». Собственно изумрудами, рубинами и сапфирами все эти камни стали на фабриках и в лабораториях. Но ведь по российскому закону изумрудом, рубином и сапфиром называются исключительно природные камни соответствующих наименований! А эти камни, будучи природными, имели иные наименования…
Рынку, и российскому, а тем более – мировому, давно все это понятно. Рынку незачем объявлять покупателю, что сапфир в колечке не природный. В конечном итоге, он по-любому до конца не природный – ведь покупатель видит в украшении уже ограненный камень, т.е. творение рук человеческих, а не природный кристалл. Другое дело – юридический аспект, российская зазеркальная реальность. Если облагороженный корунд в колечке можно назвать сапфиром в рыночном понимании (и это не будет обманом покупателя), то с точки зрения законодательства этот камень никак не должен считаться сапфиром, т.к. это природный корунд, требованиям к сапфирам не отвечающий.
Таким образом, практически любые цветные драгоценные камни из числа реально имеющихся на российском и мировом рынке должны обращаться свободно (без каких-либо ограничений), и при этом никто не вправе требовать на них каких-либо сертификатов.
По-хорошему, принимая решения по уголовным делам, возбуждаемым по 191 УК РФ, судьи должны были бы прислушиваться к вышеописанным доводам защиты. Но это только по идее. На практике все хуже: ведь в ФЗ «О драгоценных металлах и драгоценных камнях» нет понятия «облагороженный камень». А значит – их и нет на рынке… Как удобно для посадки! Одно не понятно: неужели главная задача государства – засадить своего гражданина в тюрьму?
Владимир Збойков для Rough&Polished
